Вариант `И` - Владимир Михайлов

– Весьма рад, мадемуазель…

Ах, мы французы к тому же? Мать твою…

– Мсье Бретонский, я надеюсь, что возникшее между нами недоразумение…

– Ну, что вы, мсье – э-э?

– Фон Вебер…

– Да-да, вот именно… Разумеется, разумеется… Даже не будем вспоминать об этом…

– Но я считаю своим долгом принести вам мои глубочайшие извинения… Понимаете, в этой стране… Нет-нет, я никак не хочу задеть ваши патриотические чувства…

– Понимаю, но тут вы, к моему сожалению, правы: в нашей великой стране нравы оставляют еще желать лучшего, много лучшего… Однако смею вас заверить: мы делаем все, чтобы… И будем делать еще больше.

– Доктор Бретонский, вы представить себе не можете, как я благодарен судьбе за то, что она, пусть и таким нелепым способом… Дело в том, что мой шеф-редактор поручил мне, чего бы это ни стоило, добиться приема у вас и взять интервью для нашего журнала. Немецкий читатель крайне ннтересуется…

– Гм. В самом деле?

Это называется – погладить масляной тряпкой по брюху.

– Нет-нет, никаких отговорок я не приму. Вы просто обязаны! И Наташа думает так же, не правда ли?

Залп. Цель поражена. Еще залп. И снова. Да еще улыбка… Если бы перевести ее на язык движений, то она означала бы: вот я расстегиваю пуговичку, другую, вот оглядываюсь – где тут ближайший диван, чтобы, пятясь, выйти точно к нему…

Он проглотил слюну – раз и другой.

– Ну отчего же – я с удовольствием… Но сейчас у нас просто не остается времени. Да и, – он высокомерно огляделся, – не здесь же…

– О да, вы совершенно правы…

Я подвел его к решению, как поросенка к корытцу.

– Знаете, что? Во время следующего перерыва подойдите к двери за сценой – вы и мадемуазель Наташа, разумеется… Я буду ждать вас там. За ней – лифт, мы поднимемся в закрытый буфет – знаете, тот, что для V.I.P., и там найдем удобное местечко…

– О, мсье Бретонский – как это благородно с вашей стороны!..

Мы точно уложились во время: грянули колокола громкого боя, перерыв закончился. Бретонский величественно всплыл над стулом – взошел, как восходит над притихшим миром светило.

– В таком случае я не прощаюсь…

Вельможный кивок – и он отплыл. Он бесконечно любил самого себя в этот миг, он просто трахал себя, и в обеих ипостасях получал сексуальное удовольствие. Я покосился на Наталью. Она смотрела на меня со странным выражением в глазах.

– Что, Наташа? Что-нибудь не так?

– Не ожидала увидеть вас таким…

– Договаривайте. Таким – в виде коврика для вытирания ног?

– Ну… Близко к истине.

– Вы владеете дзюдо?

– Нет. Каратэ-дошинкай.

– Разные вещи. Дзюдо: вы поддаетесь, чтобы силу противника использовать против него самого, направив должным образом. Своего рода искусство курковых реакций. Со своей стороны могу только выразить свое восхищение вами: ни одной накладки. Кстати, как вы отвадили тех толстух?

– Каких? А-а… Я только дала ему возможность сделать это: как только он окинул меня светлым взором, ему расхотелось болтать с ними. Я сказала, что на их местах уже расселся кто-то из опоздавших, а он убедил их, что места нужно обязательно отвоевать, потому что самое интересное на собрании еще впереди, а разговор они закончат в следующем перерыве.

– Боюсь, что они его тут не найдут.

– Их проблемы.

– Согласен. Еще раз: примите мое восхищение. Искреннее. От души.

– Моим актерским искусством?

Я не стал кривить душой:

– Не только. И даже – не в первую очередь.

– А…

Но она не продолжила. И я тоже не сказал больше ничего. Несколько секунд мы простояли, глядя друг на друга. Паузу она прервала первой:

– Вы подумали – куда посадить меня? Или догадались занять место?

Не догадался, конечно. Но место для нее отвоюю. Рядом с собой. А если кто-то станет возражать – скручу и выброшу за порог.

– Идемте, – сказал я решительно. И взял ее под руку. Показалось, что я подключился к цепи высокого напряжения: даже дрожь прошла по моему телу.

Эй, парень, – сказал я себе мысленно. – Не теряй головы, старичок. Держись за воду, не то потонешь.

И мы двинулись в зал.

Места для нее, конечно, не было. Мало того: и для меня тоже. Опоздавшие, что до перерыва тусовались на балконе, неукоснительно выполнили закон природы, которая, как известно, не терпит пустоты.

Я решительно подступил, исполненный уверенности в себе:

– Господа, это очень нехорошо. На этих двух местах лежали платочек дамы и мой сверточек: кресла забронированы за редакцией германского журнала…

Я не жалел акцента, произнося эту тираду.

Названное имущество мне вернули сразу же; но я не отступал:

– Так поступать очень нехорошо, вы должны стыдиться. Желают ли господа, чтобы я позвал распорядителя? Он подтвердит вам…

К счастью, в России иностранец – всякий – все еще в немалой степени V.I.P. Будь он даже европейцем.

– Да ладно, раз вы так говорите…

Мы уселись.

– Молодец, – негромко сказала она, улыбнувшись. – Браво.

Черт его знает – я почувствовал, что краснею, на этот раз непроизвольно. Просто от удовольствия – и смущения. Клянусь посылаемыми поочередно и передающими напоминание: сура семьдесят седьмая. И выше: «А обидчикам приготовил Он наказание мучительное».

Вот пусть теперь и поищут места для себя.

На трибуне Изгонов уже боролся с нервной одышкой. Я глазами отыскал в президиуме Бретонского. Выглядел он – после моей накачки – весьма и весьма импозантно. Мне захотелось подмигнуть ему и крикнуть: «Ну что, взял талонами?» Но я сдержался.

Но что-то надо было сделать. Просто необходимо. Требовался поступок. И я совершил его: взял Наташу за руку. Ее пальцы слабо дернулись, словно обозначив желание высвободиться, но этим она и ограничилась. И мне стало очень хорошо. Невыразимо хорошо. Хотя Изгонов уже затянул свое «Э-мм-э».

Хорошо, что текст доклада был заготовлен заранее: в исполнении Изгонова половина смысла терялась, и боюсь, что далеко не все участники сборища смогли путем разобраться в прыжках и гримасах российской современности. Хорошо, что не пожалели денег на размножение текста, который предоставлялся каждому бесплатно, за счет Федеральной партии. Поэтому пока партийный деятель продолжал, кряхтя и поминутно спотыкаясь, терзать слух участников, я предался совсем другому удовольствию: почти совсем закрыв глаза, изолировался от мира и получал какие-то впечатления только через пальцы Наташи. Я так и не выпустил ее руки, и это было куда важнее, чем всякие политические кунштюки. И тем не менее придется к ним возвратиться, потому что если вы читаете этот текст, то вовсе не из интереса к моим личным переживаниям. Конечно, если бы вы могли увидеть Наталью, да к тому же моими глазами, то отнеслись бы к моим эмоциям совершенно по-другому. Но вы ее не видели. И вот все об этом.